ПОЗЫВНОЙ «ЗАРЯ»: ТО, ЧТО СЕЙЧАС ВОСПРИНИМАЕТСЯ КАК ПРОЯВЛЕНИЕ ГЕРОИЗМА, ПОДВИГ, ТОГДА ДЛЯ НАС БЫЛО КАЖДОДНЕВНОЙ ОБЫЧНОЙ РАБОТОЙ

05-05-2017, 07:05 0

ПОЗЫВНОЙ «ЗАРЯ»: ТО, ЧТО СЕЙЧАС ВОСПРИНИМАЕТСЯ КАК ПРОЯВЛЕНИЕ ГЕРОИЗМА, ПОДВИГ, ТОГДА ДЛЯ НАС БЫЛО КАЖДОДНЕВНОЙ ОБЫЧНОЙ РАБОТОЙПОЗЫВНОЙ «ЗАРЯ»: ТО, ЧТО СЕЙЧАС ВОСПРИНИМАЕТСЯ КАК ПРОЯВЛЕНИЕ ГЕРОИЗМА, ПОДВИГ, ТОГДА ДЛЯ НАС БЫЛО КАЖДОДНЕВНОЙ ОБЫЧНОЙ РАБОТОЙО подробностях формирования, фактах из повседневной жизни, а также о боевом пути первого легендарного воинского подразделения Луганской Народной Республики батальона «Заря» нам рассказал непосредственный его создатель – ныне Глава ЛНР Игорь Плотницкий.

– Как было принято решение о создании батальона «Заря»?


– Если вспомнить весну 2014 года, то в то время огромное количество людей собиралось возле здания СБУ, т.н. «избушки», пытаясь защитить свою землю. Тогда эта территория была как некий объединяющий центр, символ нашей свободы, первые метры Луганской Народной Республики. Было понятно, что скопление такого количества людей, вдохновленных общей идеей, но не имеющих единого руководства, могло привести к непредсказуемым последствиям.

Вдобавок к этому после событий 2 мая в Одессе у многих было осознание того, что мирными протестами все не закончится и нам необходимо готовиться к силовому сопротивлению. Тогда мы и начали формировать наши первые вооруженные силы.

– Как происходил сам процесс формирования?


– Когда возникла необходимость в формировании первых вооруженных подразделений, то я выступил с предложением о создании народно-освободительного батальона. Болотов (первый Глава ЛНР Валерий Болотов – прим. ред.) тогда это решение утвердил. Свою разработку я тут же показал Сергею Грачеву, тогда коменданту «избушки» (ныне командир комендантского полка Народной милиции – прим. ред.). И вот 5 мая был сформирован первый национально-освободительный батальон.

– Почему «Зарей» назвали?


– Название «Заря» дали самые первые добровольцы батальона. В итоге он стал так называться в честь популярного луганского футбольного клуба. Никто этому решению не препятствовал.

– Тогда же нужно было где-то располагаться. Где находилась ваша база?

– В качестве базы нам выделили сборный пункт областного военкомата. Оттуда только выбили «Правый сектор». Там и разместился наш первый взвод в количестве чуть более 30-ти человек. Но пока мы дошли от СБУ к военкомату, то по факту нас прибыло гораздо больше. В итоге на территорию нашей базы вошли, если не ошибаюсь, 47 человек. По пути к нам присоединялись все желающие. Вот так первые добровольцы появлялись еще на пути следования к месту постоянной дислокации.

Когда мы вошли в военкомат, то застали его фактически перевернутым. Все ящики, документы и прочее валялось в огромной куче. Повсюду находилось большое количество всевозможных консервных банок. Также встречались и шприцы. Вот в таком виде военкомат достался нам в наследство от «Правого сектора». Мы уже тогда удивлялись тому, что в этом подразделении могут быть наркоманы.

– «Интересные» находки встречались?


– Мы обнаружили также несколько «лёжек» снайперов. Там же мы нашли блокнот, в котором четко прослеживалось, что переворот в Киеве готовился не за несколько месяцев. К этому шли очень давно. Записи были на украинском языке и в них содержались имена и позывные командиров, к которым нужно было обращаться в случае каких-то внештатных ситуаций. Я тогда передал эту находку Валерию Болотову.

Тем не менее, на базе областного военкомата была небольшая столовая. Правда, оказалось, что там практически нерабочие котлы. Один работал только наполовину. Так самым первым вопросом было, что нужно где-то готовить.

Первые 4-5 дней нам привозили продукты, которую готовили на площади возле здания СБУ. А мы за это время нашли ТЭНы, которые требовались для восстановления кухни. В итоге мы запустили первый котел, который давал возможность накормить личный состав нашего первого взвода. Однако проблема была до конца не решена – после каждого приготовления пищи котлу нужно было дать остыть. Мы искали дальше недостающие детали. Как только задачу выполнили, то к нам пришли электрики и восстановили кухню. Столовую привели в надлежащий вид, вставили окна, починили крышу, нашли недостающие тарелки, кружки, вилки, ложки.

– Кто мог тогда вступить в ваши ряды?

– Первое время мы формировали батальон по принципу «право защищать землю имеет каждый». Так я считаю и сейчас. Мы брали всех. Даже тех, кто имел судимости. Просто мы просили честно рассказать, за что и когда человек отбывал свой срок. Не принимали осужденных по статьям за убийство и изнасилование. Кроме того, понимая тот факт, что в батальон мог попасть кто угодно, с каждым желающим вступить в «Зарю» работали наши психологи. Кандидаты заполняли анкеты. В итоге у нас появился так называемый отдел кадров. Благодаря им и сохранились списки еще первых добровольцев.

– Любое формирование, предназначенное для силовых решений, должно иметь какое-то вооружение. Откуда оно появлялось у вас?

– Когда уже был сформирован батальон, мы получили всего лишь три автомата. Пока у нас не было оружия, все тренировались с палками. Тогда даже взрослые мужики бегали по плацу и выполняли упражнения.

Мы понимали, что своим количественным составом, и практически не имея вооружения, не сможем удерживать наступление по всей территории Луганской области. При этом была большая вероятность того, что боевые действия будут проходить в самом Луганске. Поэтому основной упор был на то, чтобы научить людей способам ведения боевых действий в городских условиях. Мы называли их штурмовиками.

– Какие еще были подразделения, и как в целом менялась структура батальона?


– Вообще у нас был и разведвзвод, и комендатура. Был автовзвод, хозвзвод. После первых боев и по мере появления вооружения у нас были созданы минометные подразделения, артиллеристы. С расширением батальона добавлялись и новые структуры.

– В качестве отличительного знака бойцы батальона использовали шеврон с красной звездой на черном фоне. Почему был выбран именно этот знак?

– Честно говоря, я, как и с названием, сказал, что нам необходимо придумать шевроны и флаг. Сейчас я не могу точно сказать, кто был разработчиком флага, но шевронами занимались наши разведчики. К этому был причастен Андрей Патрушев (второй после Игоря Плотницкого командир батальона, ныне директор ГУП ЛНР «Строительно-бытовой гипермаркет «Стройцентр»). Благодаря этим людям появились первые шевроны и знамя.

–Как происходил рост батальона? Каков его путь до бригады?


– Рост происходил естественным путем. У нас служил Алексей с позывным «Перевозчик». Вот у него и была задача по набору людей. Он собирал, формировал в группы и ставил меня в известность. Видимо, за это он и получил свой позывной.

К слову, «Перевозчик» вместе с еще одним бойцом Евгением попал в очень серьезную переделку. В тот день танки шли на Новосветловку и Хрящеватое. Им надо было доставить груз и пришлось выскочить на танки, которые расстреливали наших ребят буквально с 20 метров. Тем пришлось уходить кукурузными полями.

Фактически «Перевозчик» и перевез весь батальон. Все, кто был, прошли через него. В итоге, когда мы уже сформировали Народную милицию, то у нас было около 1300 человек. Нынешняя армия берет свои истоки от «Зари».

Нашим костяком все-таки стали офицеры, которых было очень мало. К слову, многие, кто прошел через наш батальон, сейчас и служат, и работают в других структурах: некоторые в Народном Совете, некоторые на министерских должностях. И таких примеров масса.

– Да, например, Инна Кузнецова, Анатолий Кривоносов и многие другие сейчас являются действующими народными депутатами.


– Инна Владимировна вместе с мужем пришли в батальон на второй день после его формирования. Тогда Алексей «Перевозчик» мне сообщил, что люди хотят в батальон. Я вышел и увидел жену с мужем. Муж говорит, что он офицер и воевал в Афганистане. Его я взял сразу. Таких людей тогда не хватало. Супругу я попытался отправить домой, но она отказалась. Она очень просила, чтобы ее взяли, но я тогда считал, что женщинам не место в армии. В первый день я не согласился и отправил ее домой.

Позже выяснилось, что она очень горела желанием, и буквально каждый день ходила к нам в часть. Но тогда мы еще не понимали, во что выльется конфликт с Украиной и не брали женщин. Мы надеялись, что воевать все-таки не придется. В итоге в батальон ее приняли. Потом уже пришла боец «Славик». Она служит до сих пор.

Кстати, она пришла в батальон не просто на какие-то вспомогательные роли, а реально воевала. Даже имеет ранение. Несколько раз ругалась и со мной и со своими непосредственными командирами. Мы ведь старались ее не пускать на боевые. Она обижалась, бывало, убегала. Никакие уговоры не помогали. Она все равно воевала, и воевала в разных ипостасях. Она носила и раненых с поля боя, и стреляла по врагам.

Появлялись и другие женщины. В итоге их в батальоне было немало.

Если каждого вспоминать, то придется вспоминать весь батальон. Приходили ведь и мужчины за 50-60 лет. Самому старшему было 74 года.

– Какая же была средняя возрастная категория?

– От 30 до 40 лет. Были и младше, и старше.

– А профессиональный контингент? Какие у солдат были гражданские профессии?

– Разные были. Чисто военных офицеров было мало. Кто шахтер, кто с других предприятий. Разношерстный контингент был. Меня вообще тогда мало интересовали гражданские специальности добровольцев. В основном интересовался, есть ли у них воинский опыт. Если человек никогда не служил в армии, то он отправлялся на курс молодого бойца. Те, кто имел воинский опыт, не проходили КМБ.

– Какой же был национальный состав?

– Очень широкого спектра. У нас было много людей различных национальностей, и это не могло не радовать. У нас служил парень, принимавший участие в событиях в Одессе. Я у него спрашивал, почему он к нам приехал. Тогда же все рвались в Славянск или Донецк. Он сказал, что самый ближайший поезд был на Луганск, на который его посадила мама. Так он здесь и оказался. Ему тогда было 18-19 лет.

– Батальон принимал участие во многих знаковых сражениях за свободу Донбасса: Металлист, Роскошное, Хрящеватое. Под первым и последним военнослужащие подразделения дважды столкнулись с батальоном «Айдар». Какое же самое знаковое сражение, по вашему мнению?


– Самый значимый бой – самый первый, под Металлистом. Он состоялся 16-17 июня. Тогда ушли разведчики и часть штурмовиков. Общее количество – около 70 человек. В то время мы не знали, что против нас стоит батальон «Айдар» с тяжелым вооружением и артиллерией. Когда они захватили мост через Счастье, то произошел прорыв. Поэтому мы и выдвинулись туда. Практически сразу эти 70 человек вступили в бой. Бой был тяжелым, потому что это для нас была проверка на прочность, на готовность принять вызов.

Признаюсь, что тогда мы фактически были не подготовлены. Ведь батальону было всего 1,5 месяца. Но, судя по результатам этого боя, можно сказать, что освоив только азы, нам удалось дать достойный отпор противнику. Здесь большую роль сыграл боевой дух, ответственность за Республику.

В ходе боя под Металлистом было много случаев, которые мы сейчас называем несогласованными. Были товарищи, которые покидали расположение без разрешения, но они не убегали, а шли на поле боя. Это и Василий Нагорный, и другие. Поэтому тот первый бой был знаменателен для нас тем, что батальон «Айдар» был полностью ликвидирован, разбит. Против нас применялись и минометы, и артиллерия, и танки, и бронетранспортеры. У нас же было только легкое стрелковое оружие, которое появилось благодаря тому, что нам удалось разоружить несколько милицейских подразделений.

Небольшой комплект вооружения нам выдали уже позже. Помогал в этом Сергей Дубровский с позывным «Барон». Благодаря Сергею, и не только ему, у нас появилась большая часть вооружения. Остальное – трофейное.

Есть еще такой малоизвестный факт, который нигде не отмечался. На следующий день после окончания боя под Металлистом, 18 июня, Андрей Патрушев, будучи командиром разведвзвода, поехал на поле боя, чтобы забрать всех наших погибших. Там он встретился с представителями ВСУ, которые собирали своих погибших. То, что он вернулся оттуда живым – настоящее чудо. Украинцы очень боялись, что под трупами могут быть гранаты. Поэтому они заставляли Андрея, чтобы он переворачивал погибших.

- Какие участки фронта охватывал ваш батальон?

– Практически весь фронт: Новосветловка, Металлист, аэропорт. Особенно когда Луганск был в окружении, то мы практически держали круговую оборону.

На Металлисте очень хорошо проявили и зарекомендовали себя Гегам «Кобра», Сергей «Кэп», Александр «Мангуст».

Знаете, когда все это вспоминается, то складывается впечатление, будто бы прошло не три года, а лет тридцать.

Я не могу не отметить отца Андрея. Его церковь каждый день открывала свои двери в 6 утра и до момента закрытия, а это было поздно вечером, она никогда не была пустой. Кто ставил свечи, кто молился, а кто просто разговаривал с батюшкой. Они также привозили много продуктов и раздавали их всем. Отец Андрей провел очень много и свадеб, и отпеваний.

Основной поток молодоженов пошел, когда меня назначили на должность Министра обороны. Тогда Андрей Патрушев, который возглавил батальон после меня, многих расписал. Сейчас даже не вспомню, сколько он браков заключил.

– Не оценивали, сколько снарядов упало в участке города, где находилась ваша база?

– Никто не считал, сколько было выстрелов. Но их было очень много. Однако, я думаю, наши историки это когда-то подсчитают. Тогда мы просто не задумывались над этим.

– Какие потери у батальона?


– Полностью все потери до сих пор не подсчитаны. Если говорить именно по «Заре», то батальон потерял более 200 человек. Полный список еще уточняется.

– Как складывалось взаимодействие с остальными батальонами после вашего назначения на должность Министра обороны?

– Взаимодействие получилось не сразу. Армию все равно собрали из всех. Поначалу были определенные трения. Одно дело было быть комбатом, а другое – руководить всеми отрядами ополчения. Тогда ведь каждый батальон самостоятельно решал свои вопросы, но в итоге стало понятно, что разрозненно мы не сможем существовать. У нас было много встреч, касающихся вопросов объединения. В конечном итоге нам удалось договориться о том, чтобы все ополченцы работали совместно с батальоном «Заря». За «Зарей» тогда оставалось право в разработке боевых операций и право последнего принятия решений. Не сразу удалось этого достичь, но в итоге эта схема заработала. Единым монолитом в первое время мы все равно не были.

Честно говоря, я помню ту ночь, когда реально стояла угроза штурма Луганска. Мы знали, что в нашем аэропорту находятся вооруженные силы Украины. Думали, что там максимум человек 300, но позже выяснилось, что группировка там находилась гораздо больше - около 800 человек. Поступила информация, что в один из дней должен был состояться штурм Луганска. Это было, когда нас практически окружили, уже были стрелковые дуэли. Мы видели, что кольцо сжимается. Вот-вот должен был состояться заключительный аккорд.

В тот период все собрались на базе «Зари». По-настоящему, всех защитников Луганска на тот момент было от 700 до 800 человек. У нас оставался небольшой боекомплект. Мы понимали, что не можем перекрыть все пути захода в город. Тогда-то мы и решали, за кем будут закреплены отдельные места возможного прорыва, районы в городе. Однако основной задачей было все-таки определить, куда выпустить половину пакета «Града» – 20 ракет. В результате офицерское собрание приняло окончательное решение, что мы будем стрелять по аэропорту.

Впоследствии оказалось, что это было единственно правильное решение. Тогда они подтянули туда всю бронетехнику и выдвинулись на рубежи атаки. Эти пол пакета в итоге сорвали наступление на Луганск.

Дальше события развивались стремительно. Череда изменчивости для нас стала спасением, а для ВСУ неудачей. В итоге жалящими наскоками мы и отразили угрозу.

Не могу не отметить наших артиллеристов. Приходили простые пацаны, а за несколько месяцев они становились настоящими артиллеристами. Это и «Архимед», и «Феллини».

Я помню, когда мы отбили первую Д-30, то сначала собралась вокруг нее большая толпа, все радовались. Потихоньку все разошлись, и в итоге возле нее осталось 4-5 человек. Проявляли к ней интерес не просто из любопытства. Я когда прошел мимо них, то увидел, что они сидят и читают какую-то книгу, которая оказалась наставлением по артиллерийской стрельбе. Тогда прозвучала фраза, связанная с Архимедом. Так за одним из пацанов этот позывной и закрепился.

А «Феллини» получил свой позывной потому, что учился на кинематографиста. Сам он был добровольцем из России. Вообще, странно тогда было, что сценарист, кинорежиссер воевал у нас артиллеристом. Причем я не знаю, какой из него получится режиссер или сценарист, но артиллерист он от бога.

Было несколько случаев, которые подтверждают его квалификацию в этом вопросе. Один из его артиллеристских расчетов попал под удар танка. Погибло или два, или три человека. Тогда «Феллини» несколько дней ходил опечаленный. Им стало двигать праведное чувство несправедливости. В итоге он стал гоняться за этим танком, в один из дней выследил его и со второго выстрела поразил из Д-30.

– Игорь Венедиктович, какой случай за время руководства батальоном Вам запомнился больше всего?

– Здесь не может быть каких-то самых ярких случаев. За всю историю батальона была масса историй. Некоторые вещи во время войны стали слишком обыденными, чтобы обращать на них внимание. Сейчас это воспринимается как проявление героизма, подвиг, а тогда для нас это была каждодневная обычная работа.

Был у нас старшина батальона, он погиб, и, по большому счету, он отвечал за обеспечение продуктами. У него был достаточно удалой характер. Когда мы разоружали одну из милицейских частей, то кому-то нужно было сесть за руль самосвала, чтобы за ним прошла штурмовая группа. Каждый понимал, что тот, кто сядет за руль, имеет малую вероятность остаться живым. Так вот старшина без долгих раздумий вызвался. Он сел за руль самосвала и фактически провел за собой штурмовую группу. Тогда мы и захватили милицейскую часть, получив первое более-менее нормальное вооружение.

Есть и другие случаи. Например, когда привезли Надежду Савченко, она была с завязанной майкой на голове. Тогда все думали, что если в ВСУ женщина, то она снайпер.

Поэтому ее за снайпершу и приняли. Вместе с ней привезли еще несколько человек. Один из них был полностью в татуировках, со свастикой, большим, чуть ли не до подбородка, оселедцем. Но он был ранен и лежал на земле. Наши бойцы, правда, ему тут же срезали этот оселедец. В целом первое желание было - всех расстрелять. Но я тогда не дал такой команды. Мы вызвали скорую, чтобы забрать этого раненого. Впоследствии он остался жив. Ведь тогда, даже несмотря на первую пролитую в батальоне кровь, мы не верили, что против нас будет вся Украина. Нам казалось, что против нас воюют нацбаты и прочие экстремисты.

Мы даже вызывали родителей раненых, которые потом приезжали в Луганск. Мы под честное слово отдавали их близким. Взамен они обещали, что их сыновья не возьмут больше оружие и не придут сюда воевать. Я даже не знаю, сдержали они свое слово или нет, но нам они не попадались.

У нас столовая работала 24 часа в сутки. Были различные патрули, командированные. Каждый человек, который приходил к нам, должен был быть обеспечен хотя бы чаем. Там работали простые женщины, которые тоже совершали подвиг. Вроде бы и просто обыденная работа, но не каждый же на нее бы согласился. Они работали под ежедневными обстрелами. Ведь по нам огонь вели регулярно.

– Что значит для вас «Заря»?

– Для меня батальон – как мой ребенок, мое детище. По замыслу он должен был быть немного другим. Никто не ожидал, что мы перерастем в Народную милицию, но никто и не ожидал, что боевые действия превратятся в войну. Поэтому создавая батальон, целью было показать, что свою родную землю без боя мы не отдадим. И, честно говоря, я не хочу приписывать заслуг себе. У нас очень талантливый и гениальный народ. У нас народ, который готов умирать, защищая свою землю.

Беседовал Артем ПОРВИН
XXI век