Политика расовой дискриминации и ксенофобии лежала в основе идеологии нацистской Германии. Одним из главных идеологов нацизма был лично Адольф Гитлер. По его мнению, качества и способности человека определялись его расовым типом. Согласно этой изуверской теории, многие народы подлежали преследованию и полному уничтожению. Гитлер называл это «расовой гигиеной»

Одним из народов, объявленных главными врагами Третьего рейха, были евреи. После того как нацистская Германия оккупировала часть Польши, в стране начались массовые преследования, пытки и убийства польских евреев. Уничтожение «расово нежелательных элементов» было поставлено на конвейер.

Весной 1940 года в польском городе Лодзь немецкими нацистами было организовано гетто, которое было вторым по величине на территории Польши. Жители Лодзи были полностью изолированы от окружающего мира. Город был окружен деревянной стеной и несколькими оградами из колючей проволоки. Плотность населения в городе была очень высокой, более 40 тысяч человек на квадратный километр.

Изначально в гетто были пригнаны около 160 тысяч евреев, но позже туда стали сгонять евреев из всех ближайших окрестностей. Гетто действовало на протяжении четырех лет, поскольку немцы активно использовали труд плененных.

В 1942 году нацистами было принято решение очистить Лодзинское гетто от «непродуктивной части населения». Всех детей младше 10 лет, поскольку они не приносили никакой практической пользы, отбирали у родителей и отправляли прямиком в газовые камеры. Согласно оценкам историков, уже за первую неделю «чистки» в Лодзинского гетто эсэсовцы убили от 10 до 15 тысяч детей.



В то время город Лодзь был разделен на две части. Первая часть – гетто, в котором «существовали» около 200 тысяч евреев. Во второй части находились люди чуть более высокого «сорта». Там также люди были вынуждены выживать в тяжелейших условиях, многие умирали от лишений и болезней, но все же, у них шансов выжить было куда больше.

«Сразу за территорией гетто, прямо возле ограждения из колючей проволоки, находился парк развлечений. Его главным и единственным аттракционом, который можно было увидеть из гетто, была карусель. Дети из гетто ежедневно совершали паломничества к этому месту и с грустью смотрели на детвору с другой стороны, которая играла, раскачивалась в висящих на каруселях лодочках. Из радиоприемников звучала музыка. Дети вслушивались, всматривались в странный, чужой мир, в котором, будто в прекрасной Нетландии, живут их сверстники. По одну сторону колючей проволоки – дети, по другую – тоже дети, однако такие разные», – напишут позже в пятитомном издании «Хроники Лодзинского гетто», куда вошли воспоминания узников, которым удалось выжить.

Лодзинское гетто – это была жуткая, в прямом и переносном смысле выжженная земля. За два года немецкой оккупации эта земля стала похожей на ад: трава, деревья и кусты высохли. Люди изнывали от голода, от страданий и безысходности они были вынуждены есть собак и кошек, но этого не хватило на долго. Через какое-то время узники поняли, что в качестве пищи можно употреблять червей и насекомых. Это хоть как-то помогало выжить. Нечеловеческие условия, голод, болезни – евреям тогда казалось, что они живут в настоящей преисподней, однако настоящие мучения им еще только предстояло испытать.



Все началось 5 сентября 1942 года. В этот день оккупационные власти полностью запретили узникам покидать свои дома. Позже польские историки назовут это страшное событие Великим запретом.

Днем ранее, около 14:00, на стенах по всей территории гетто появились объявления, в которых сообщалось, что всем узникам нужно собраться к 15:30 на площади Пожарных. До этого по городу ходили слухи, что многих евреев из гетто собираются депортировать, но люди надеялись на то, что это всего лишь слухи. После появления объявлений стало понятно – депортация будет.

«Стало понятно, что ошибались и сторонники логического мышления, и те, кто жил надеждой. Выселение стало фактом... Жители гетто страшно ошиблись. То, что еще вчера казалось невозможным и недопустимым, станет

реальностью. У родителей отнимут и отправят в неизвестном направлении детей младше десяти лет. У стариков старше 65 лет заберут последнее, что у них осталось – четыре стены, жесткую постель. От них избавятся как от ненужного балласта. Нет дома, нет семьи, которой не коснулась бы эта страшная трагедия. У кого-то есть ребенок, у кого-то – пожилая мать или отец. Ни у кого нет сил сидеть дома сложа руки и ждать приговора. В четырех стенах тяжелее всего переживать отчаяние, которое разъедает сердце. Люди выходят на улицы», – написал 4 сентября этнограф Юзеф Зелькович.

К назначенному времени на площади собралась многотысячная толпа узников. Люди с ужасом ждали известий…

«Тяжелый удар поразил гетто. Немцы требуют от нас отдать самое дорогое, что у нас есть – детей и стариков. Я не удостоился иметь собственных детей, но лучшие годы жизни я отдал воспитанию сирот. В мои преклонные годы я вынужден умолять: Братья и сестры! Отцы и матери! Отдайте мне ваших детей! (...) Вчера мы получили приказ выслать из гетто более 20 тысяч евреев. Нам сказали: «если вы не согласитесь, мы сделаем это сами». Я должен провести эту трудную и кровавую операцию – отсечь отдельные члены, чтобы сохранить тело… Я должен забрать у вас детей, потому что если я этого не сделаю, других, не дай Боже, тоже заберут. Я простираю к вам руки и умоляю вас: отдайте в мои руки эти жертвы, чтобы мы избежали новых жертв. Такая мне выпала судьба, сегодня я вынужден протянуть к вам руки и умолять: братья и сестры, отцы и матери, отдайте мне ваших детей!» – произнес свою речь Хаим Румковский, которого гитлеровцы назначили главой Совета еврейских старейшин.

После этих слов вся площадь погрузилась во мрак: всюду были слышны вопли и плач.

«Я стоял недалеко от него и слышал, как он потребовал у родителей отдать их детей. Он говорил на идише. Вой толпы, матерей после его слов был похож на внезапно начавшуюся бурю. Это нельзя назвать криком, это был массовый вой. Матери в буквальном смысле слова рвали волосы на голове. В глазах людей был такой страх! Никто не знал, куда отдадут детей. Что с ними будет? Все об этом спрашивали, но все вопросы оставались без ответов», – рассказывал позже Ицхак Рубинштейн, переживший этот кошмар.

Так началась очистка гетто от «непродуктивной части населения».



На следующий день, 5 сентября, в гетто начал действовать безоговорочный запрет покидать свои квартиры. Появляться на улице могли лишь врачи, пожарные и полицейские.

«В гетто воцарилась гробовая тишина. Никто не дышит. Сердца обитателей гетто придавила огромная каменная глыба», – писал этнограф Юзеф Зелькович.

«Операцию по вывозке начали еврейские полицаи. Они входили в квартиры узников гетто и разлучали семьи. За работу немцы пообещали им колбасу, сахар и полтора килограмма хлеба в день. Слезы, мольбы матерей и отцов – полицаям было сложно отрывать детей от родителей. Часто ведь приходилось забирать сына, дочь у знакомых, соседей или друзей. Некоторые полицаи не выдерживали, теряли сознание, даже пытались покончить жизнь самоубийством. Как писали хроникеры, от еврейских полицаев можно было откупиться, дав взятку, спасти близких. В отличие от полицаев, эсэсовцы были безжалостны и неумолимы. Они приезжали в один двор за другим, сообщали в громкоговоритель или при помощи выстрела, что все обитатели должны выйти на улицу. Эсэсовцы не смотрели на свидетельства о рождении или паспорта. Решение, кого оставить, а кого вывезти, они принимали на глаз, по внешнему виду узников», – вспоминал Зелькович.

Люди понимали, что нацисты хотят убить их детей, но старались не терять надежду. Они одевали детей в лучшую одежду, давали им с собой еду, любимую игрушку. Некоторые вешали им на шеи таблички с именами, фамилиями и адресами. Вдруг ребенок спасется, вдруг его кто-то усыновит, вдруг он каким-то чудом попадет в приют. Пусть знают свои имена и фамилии. Родителей, которые оказывали сопротивление, нацисты убивали на месте. Всего за неделю во дворах и на улицах гетто немцы расстреляли около 600 человек. В эти дни в Лодзи гробовая тишина чередовалась с нечеловеческим воем, криками и стонами…

Максим ЖУРАВЛЕВ