– В то время, когда «Майдан» уже перерос в государственный переворот, Вы занимали руководящую должность в городе Красный Луч. На Вас лежала огромная ответственность. Как Вы оценивали тогда все эти события? К чему готовились?
– Давайте по порядку. Действительно, я тогда была мэром города Красный Луч, но, помимо этого, естественно, я занимала активную позицию в политической жизни, потому что была одним из лидеров Партии Регионов на местном уровне в нашей городской партийной организации. Конечно, мы не стояли в стороне и не являлись сторонними наблюдателями. Мы прекрасно понимали ту угрозу, которую несет в себе этот государственный переворот, потому что все эти события начались не вдруг и не в ноябре 2013 года.
Все это готовилось исподволь, еще начиная с 2001 года. В 2005 году, когда «победил» Ющенко, мы увидели эту националистическую украинскую реакцию, которая уже тогда начала показывать себя. Достаточно вспомнить постановление президента Ющенко, в котором он обязал нас сносить памятники Ленину и другим деятелям коммунистического времени и ставить памятники Карлу XXII. Тогда нам еще удавалось от этого всего отбиваться, потому что решениями сессий городов и районов нам удавалось противостоять этому националистического давлению. Мы отказывались переименовать улицы, уничтожать памятники нашей истории.
В ноябре 2013 года, когда только начался переворот, мы увидели не просто «Майдан», это были уже агрессивные действия. Естественно, мы не стали стоять в стороне. Мы организовывали «Антимайдан» и всячески содействовали отправке людей в Киев, для того чтобы показать свою позицию в нормальном мирном и демократическом русле, то есть есть позиции одних, есть позиция других. Как правило, правительство в такой ситуации должно принимать какое-то компромиссное решение, поскольку жители регионов Украина разделились на две стороны. Я должна сказать, что нас тогда поддерживал не просто только Донецк и Луганск, а весь юго-восток Украины. Конечно, мы принимали самое активное участие в этих событиях. Естественно, мы переживали, но мы тогда даже и не думали о том, что все это может закончиться войной. Мы надеялись все-таки на здравый смысл политиков, которые не допустят кровопролития. К сожалению, получилось иначе.
– После того как переворот произошел, была предпринята попытка нормализовать ситуацию. Был организован съезд представителей юго-восточных регионов Украины, который прошел в 22 февраля 2014 года в Харькове. Я знаю, что Вы принимали в нем участие. С какими надеждами Вы ехали на этот съезд?
– Хочу сказать, что желающих участвовать в этом съезде было достаточно и нам не приходилось кого-то специально приглашать. От нашего города ехала делегация из 30 человек. Это были депутаты всех уровней. По приезде в Харьков мы уже понимали, что нам нужно четко определиться со своей позицией, так как этому съезду предшествовали активные действия на «Майдане», тогда уже началась стрельба, были погибшие. Тогда ситуация из демократического противостояния уже переросла в насилие. Мы ехали за тем, чтобы еще раз подтвердить свою позицию о готовности договариваться и слышать друг друга. К сожалению, слышать нас там были не готовы. Документальные кадры подтверждают, что на тот момент в Харькове находилось огромное количество националистов из «Правого сектора», которые уже тогда были готовы превратить Дворец спорта, в котором мы собирались, в одесский Дом профсоюзов.
Уже тогда было понятно, что государство не контролирует эту ситуацию. Начиная с этого этапа, нам приходилось принимать решения самостоятельно, потому что инструкции уже никто не давал.
Когда наши делегации возвращались из Харькова, мы услышали, что во многих городах и районах начали захватывать администрации. Мне кажется, что именно тогда начало формироваться наше народное ополчение. Люди стали собираться вокруг администраций, для того чтобы не допустить их захвата. К тому моменту, когда мы вернулись из Харькова в Красный Луч, возле нашего здания администрации уже собралась порядка 600 человек, а к вечеру их стало еще больше. Люди были готовы не допустить переворота и самовольного захвата власти.
– На харьковском съезде было принято решение о том, что власть в регионах передается на места. Однако позже стало понятно, что власти тогдашней Луганской области не стали брать на себя такую ответственность.
– Тогда действительно власть перешла советам. Согласно украинской системе управления, у нас был губернатор, который подчинялся президенту, и был областной совет – выборный орган, который избирался народом. Если губернатор в результате отстранения президента потерял свои полномочия, то областному совету никто не запрещал принимать решения в рамках своей компетенции. Именно областной совет мог принять на себя управление в этот ответственный момент, но подвела игра в демократию и отсутствие решительности. Они могли принимать решения, которые бы нашли поддержку у возмущенного населения. Ведь что такое «Русская весна»? «Русская весна» – это голос народа, она показала, что люди способны выражать свое мнение. Это мнение было отлично от мнения власти. Пока власть искала какие-то там компромиссные выходы, люди уже не могли ждать и они вышли, чтобы показать свой протест. Все это было стихийно. Я это подтверждаю, как участник тех событий. Это было действительно стихийное, мощное и единственное на тот момент правильное выражение своего мнения, под которое выборной власти пришлось подстраиваться.
Каждый мэр выбирал решение для себя – ты с людьми или нет? Я свой выбор сделала. Людям было очень важно понять, что власть с ними. Многие мэры и городские главы, которые вышли на площади вместе с народом, свой выбор сделали уже тогда. Мы понимали, что назад пути нет, потому что мы уже тогда находились под давлением силовых органов.
– Жители Красного Луча активно поддержали идею проведения референдума. Весь город был увешан билбордами и объявлениями с приглашением прийти на референдум. Помогали ли Вы людям в этом стремлении?
– Что произошло в момент организации референдума? Те люди, которые традиционно работали в избирательных комиссиях, отказались участвовать в проведении референдума. Туда пришли люди по зову сердца, и я хочу это подчеркнуть, которые абсолютно бесплатно заполнили все избирательные комиссии.
Как руководитель города я должна была принять решение – я содействию референдуму или нет? Мы прекрасно понимали, что если сейчас мы принимаем решение сессии о том, что мы проводим референдум – значит мы ставим себя вне закона, то есть мы даем повод нас преследовать и арестовывать, потому что мы нарушаем целостность государства. Но с другой стороны, запретить проведение референдума, значит пойти против совести и внутренних убеждений. Наша задача была не просто его не запретить, а оказать всевозможное содействие, потому что таким было желания людей. Мы же четко понимаем, кто такой мэр. Мэра избирают люди для реализации конституционных прав и свобод. И если люди хотят реализовать свое право и свободу, то мы должны обеспечить это право. Да, были плакаты и их никто не срывал. Как можно было их сорвать, если явка на референдуме составила 98%. Это же действительно была живая, реальная явка. Пришли даже те люди, которые никогда не ходили на выборы.
Я тогда объезжала все избирательные участки. Нужно было следить за тем, чтобы там не было провокаций, чтоб была нормальная рабочая обстановка. Меня поразило, с каким чувством люди шли на референдум. Они шли с ощущением внутренней гордости. Это был молчаливый, но очень уверенный протест против украинского беспредела. Я бы его назвала именно так. Они шли с семьями, они шли сосредоточено, они шли целенаправленно, четко понимая зачем. Человек, опустив этот бюллетень, выходил с чувством выполненного долга.
– За помощь в проведении референдума Вы находились под преследованием СБУ. Как именно осуществлялось давление на Вас? Было ли Вам страшно? Не было ли желания отступить?
– Не боятся, наверное, только дураки. Любому нормальному человеку свойственно бояться и опасаться. Но с другой стороны, все это было абсолютно ненужным и никчемным, когда ты понимаешь, что на тебя смотрят люди. От поведения лидера зависит поведение всех остальных. Я же прекрасно понимала, что люди если оказали мне доверие и избрали меня городским головой, то развернуться и уехать в этот момент – это но не просто предательство, это значит полностью перечеркнуть свою жизнь, потому что в этот город ты уже больше никогда не вернешься. Это надо прекрасно понимать. Можно, наверное, жить и с этим. Как говорится – кого как воспитывали. Дело в том, что события 2014 года развивались с такой скоростью, что, по большому счету, бояться было некогда. Нужно было постоянно принимать решения. Только провели референдум, а уже нужно принять решение о том, как закрепить этот референдум. Тут уже начались собрания на площадях, уже избирают депутатов Народного Совета ЛНР первого созыва, тут уже объявляют руководителя нашей новой Республики и уже нужно понимать, как жить в этих условиях, тут закрывают казначейство, но ведь от этого город не перестает жить. Надо было постоянно принимать хозяйственные, управленческие и политические решения.
Арестовать мэра в такой ситуации, наверное, даже у СБУ не хватило бы сил, тем более, что после захвата здания Службы безопасности, СБУ перестала быть структурой, которая получала бы приказы из центра. Каждый действовал на свой страх и риск. Если до 6 апреля мы еще могли говорить о том, что силовые структуры у нас каким-то образом действует и получают приказы из центра, то уже после 6 апреля, когда был ликвидирован управленческий центр на территории Луганской области, заниматься отсебятиной на этой территории было проблематично. Здесь даже дело было не в СБУ, здесь больше было дело в тех гражданах, которые объявили нас сепаратистами. Ведь политические партии «Свобода», «Наша Украина» и «Блок Петра Порошенко» еще пытались 25 мая провести у нас выборы президента. И они ведь очень серьезно к этому готовились. Они подыскивали офисы и считали для себя допустимым проводить здесь свою избирательную кампанию. Многие из этих людей потом остались здесь не просто в качестве наших оппонентов, а фактически врагов. Именно от них потом получали информацию СБУ и другие структуры. Я считаю, что именно они были главными виновниками тех бед, которые происходили здесь.
– Начиная с событий 2014 года, Вам пришлось много чего пережить. Вспоминая все это, не жалеете ли Вы, что в той ситуации поступили именно так?
– Нет! Я, наверное, жалела бы, если бы поступила по-другому. Конечно, хотелось бы поблагодарить мою семью, которая отнеслась к этому с пониманием. Это очень много значило для меня. Я не осуждаю людей, которые уехали. Каждый делает выбор сам. У многих были маленькие дети. У меня тоже тогда родился внук, как раз в июне 2014 года. Как порядочная нормальная бабушка, я в первую очередь подумала о своих близких и обеспечила им относительную безопасность, но лично для меня вопрос «остаться или уехать?» не стоял вообще. Я понимала, что я несу ответственность за эту территорию. Я не уехала ни во время военных действий, ни в тот момент, когда Красный Луч был окружен, потому что это было бы предательством. У меня не уехал ни один мой заместитель. Никто не уехал, потому что они понимали, что если осталась я, значит должны остаться и они. Благодаря вот этим совместным действиям нам не только удалось выжить в этой сложной ситуации, в которой оказался город, но нам удалось поддерживать его жизнеобеспечение. Нам удалось решить огромное количество вопросов, которые непосредственно касались людей.
Я считаю, что каждый должен поступать по своему долгу и совести. Если каждый бы так поступал, то у нас было бы гораздо меньше проблем. Многие на меня обижаются, когда я говорю о том, что именно областной совет в апреле 2014 года не занял принципиальную позицию, что позволило бы нам избежать массы проблем. Конечно, могли бы возникнуть обвинения в непрофессиональном управлении государством, но с другой стороны, давайте зададим вопрос: «Кто бы профессионально управлял, если все разбежались?». Ведь и СБУ захватывали простые люди, не олигархи или бизнесмены, а обычные простые люди. У них тоже не было опыта ведения военных действий, захвата зданий, принятия политических решений, но тем не менее люди это сделали. Значит, получается, что люди могут это делать, другой момент, что для этого тратится больше времени и дольше принимаются решения, больше совершается каких-то ошибок и неверных шагов, но это не значит, что это было сделано неправильно.
Я могу четко сказать, что мы все сделали правильно. Мы приняли для себя решение идти и бороться. В этом не стоит сомневаться ни на секунду. У нас все получится, как, в принципе, получается сейчас.