20 июля 2014 года киевские силовики провели разведку боем. Из-за молниеносности происходящего среди гражданского населения поселка были погибшие. Огромная колонна украинской бронетехники зашла на улицу Железнодорожную, с которой и начинается поселок. Бойцы луганского народного ополчения приняли бой.

21 июля 2014 года началась 43-дневная полная оккупация украинскими силовиками в составе вооруженных сил Украины и карательных батальонов «Азов» и «Айдар» поселка Георгиевка Лутугинского района.

Ждали, когда наши освободят

Раньше не представлялось ничего страшнее, чем жизнь в блокадном городе. Но когда беседуешь с жителями населенного пункта, бывшего во вражеской оккупации, отсутствие света и воды кажутся мелочью. Самое страшное, когда ты лицом к лицу с врагом, а твои земляки становятся прислужниками оккупанта. Враг, изображающий из себя освободителя, лишил не только устроенного и стабильного быта, но и жизни.

Воспоминаниями, которые хотелось бы забыть, поделились жители Георгиевки: Ольга Бурсук, Татьяна Погребная, заведующая сектором по работе с территориями поселка Георгиевка Лутугинского района Юлия Глущенко и главный специалист сектора по работе с территориями поселка Георгиевка Светлана Волошина.

Юлия Глущенко:
– Мы с мужем тогда в Луганске были в здании бывшей СБУ. После освобождения Георгиевки, когда восстановили картину, ужасу не было предела. Из Луганска каждый день было видно зарево со стороны Георгиевки, думала, что все дома в поселке разрушены.

Все время оккупации в поселке не было ни воды, ни электричества, ни газа. Все это время люди сидели в подвалах, лишь иногда выбираясь на улицу набрать воды в колодцах или раздобыть еду. По улицам Пархоменко и Пушкина заходил батальон «Айдар», перекопав улицы окопами и разместив во дворах местных жителей бронетехнику. С крайних улиц поселка людей выгнали и сами заняли дома.

Применялась и боевая авиация по складам и лесополосе.

Конечно, местные производители сильно помогали тогда жителям поселка. Например, из-за отсутствия электроэнергии морозильные камеры рыбзавода стали размораживаться. Тогда руководство открыло завод и раздало рыбу людям. И солили, и на кострах ее жарили… В основном за счет домашнего хозяйства тогда и выжили, в городе тяжелее, конечно, в такой ситуации. Плюс, кто уезжал из поселка, оставляли соседям своих коров, кур.

Светлана Волошина:
– С 21 по 27 июля в Георгиевку не поставлялся даже хлеб. Лишь спустя неделю местные предприниматели стали завозить хлеб в магазин «Идиллия» из поселка Петровское под Красным Лучом.

Воду местные жители могли набирать только в колодцах, но есть они не у всех. И с 28-29 июля завод «Анжей» стал раздавать людям воду из своей скважины бесплатно, кому сколько надо было, столько и брали. И все это под обстрелами, на свой страх и риск. Был случай – завуч 2-й Георгиевской школы Елена Павловна Шурхно вышла в огород, чтобы нарвать овощей… обстрел и смерть на месте. И это был не единичный случай.

Вообще, то, что здесь творилось, не передать словами. Мечтали только проснуться утром… Все ждали, когда ополченцы нас освободят от оккупации. И ждали этого не только те, кто находились в поселке, но и те георгиевцы, которые были в Луганске, в России.

Ольга Бурсук:
– 20 июля часов в 10 утра они отключили свет, а после обеда танковая колонна заехала к нам на улицу Железнодорожная.

Все дни в основном пережили в погребе. Когда было затишье, выходили во двор, а когда начиналась бомбежка, то, конечно, спускались в подвал. Огород очень сильно спасал. Первые двое суток питались запасами, которые успели до оккупации заготовить на зиму. Потому что два дня вообще не могли выйти на улицу. Даже на костре ничего не могли приготовить, потому что бомбежка была очень страшная. Открывали варенье и с хлебом ели. Старший сын, ему тогда 21 год был, за хлебом в первое время бегал и в Лутугино, и в Успенку. Один раз под сильный обстрел попал, но Бог миловал. Воду бегали набирать в колодце у соседей. Как только затихали обстрелы, то сразу в огород картошку копать… Страшно, очень страшно…

Скажу, что особо не сталкивалась я с украинскими военными. С самого начала они прошли по дворам и предупредили, что в светлое время суток калитки во дворах у всех должны быть открыты, стемнело – закрыты на засов. Не знаю для чего, они не объясняли. Еще раз прошли по нашей улице, проверили паспорта и кто есть в доме. Наверное, нас не так трясли из-за того, что из нашей улицы они сделали для себя проезжую часть и катались по ней.

Вообще самое страшное, что хотела бы забыть, но, наверное, не смогу, это ночь с 19 на 20 августа. В ту ночь был самый страшный бой. Ощущение было, что снаряды разрывались в моем огороде. Даже не так запомнились первые бомбежки, как эта.

Юлия Глущенко:
– Наверное, самое страшное было даже не отсутствие элементарных и привычных для всех благ, а то, какой беспредел творили «Айдар» и «Азов». Они же первыми зашли в поселок. Брали списки и опрашивали свидетелей, искали ополчение. Возле дома моих родителей 30 боевиков сидели в засаде, зная, что в этом доме «сепаратисты». Возможно, кто-то из местных жителей дал наводку, потому что все знали, что мы с мужем, начиная с апреля 2014-го, собирали и привозили продукты в палаточный городок в Луганске. Соседи потом рассказали, что около часа они просидели возле дома, потом зашли в дом к родителям. Искали в доме следы крови, потому что мы привозили домой в мае-июне после операции раненого друга мужа. Родителей били прикладами… Затем боевики, сказав, что пошли за свидетелями и вернутся через 10 минут забирать родителей в штаб в Счастье, ушли. Говорили родителям, что они там будут ямы друг другу копать. Родители воспользовались моментом, схватили кое-какие вещи и убежали.

А разграбили эти «освободители» сколько. Больше всего центральная часть поселка пострадала – там у людей и продукты забирали, и запасы консервации. ВСУ поспокойнее, конечно, были, а батальоны… Даже у семей с маленькими детьми, которые держали хозяйство, забирали молоко, творог. Не обошлось, к сожалению, и без предателей. Двое жителей Георгиевки активно сотрудничали с вооруженными силами Украины. И с начала оккупации они назначили себя комендантами поселка. Даже зерно у односельчан забирали. А начиная еще с июля месяца, вели корректировку огня. Столько домов пострадало, столько горя…

Бог спасет

Светлана Волошина:
– В то время такая вера проснулась у всех… Каждый день в церкви Рождества Пресвятой Богородицы шли молебны. Столько людей в церкви никогда не видела. Несмотря на обстрелы, все равно шли в церковь. В августе же много православных праздников, так люди на каждый приходили в церковь.

Татьяна Погребная:
– Раньше я редко в церковь ходила. А от подруги возвращалась, когда начался сильный обстрел. Забежала в церковь, а там литургия шла и много-много людей молились. С того момента я стала в церковь постоянно ходить. Теперь я здесь как дома.

Поражалась всегда настоятелю отцу Валерию. Стрельба жуткая, было ощущение, что снаряды разрываются возле нас. А он молится у алтаря. Мы, все прихожане, удивлялись, почему он не боится. А отец Валерий говорил нам всегда: «Бог спасет». Это очень сильное впечатление на меня произвело.

Церковь очень сплотила людей. Прихожане помогали, делились, у кого что было. И суп на костре во дворе церкви варили, и всех желающих им потом угощали.

Здание церкви пострадало от обстрелов – были выбиты стекла, стена повреждена. Из икон только одна немного повреждена осколками, а остальные целы все.

«Я сепалатист!»

Светлана Волошина:
– Мы не уехали сразу. Остались. Моей дочке Вике 21 августа 2014-го три года исполнялось. Это были дни самых активных боев. Сидим в подвале, а она спрашивает: «Мама, тортика не будет?». Отвечаю, что не будет, «как война закончится, тогда будет тортик». Тогда она нашла кусок пенопласта, разделила его на три части и говорит: «Мама, это вместо тортика – тебе кусочек, бабушке кусочек и мне»… После этого уже не выдержали и 26 августа уехали.

Ольга Бурсук:
– В первую ночь, когда начался обстрел Ровеньковского поворота, младший сын Стас проснулся с криками, плачем. Ему тогда три года было, но еще не говорил. А когда в подвале под бомбежками сидели, начал говорить и сразу целыми фразами. Помню, просыпается в погребе утром и говорит: «Мама, сегодня не бухают, пойдем гулять».

Однажды вояки постучались к нам в дом, воды попросили. Стас тогда выскочил с игрушечным пистолетом и начал кричать: «Я сепалатист!», посмеялись, но ничего не сказали.

Он до сих пор не оправился от тех дней, пугается от громких звуков. Как только машина большая пройдет, сразу настораживается. А когда первая гроза была в мае, говорит: «Мама, побежали в погреб». Если учения проходят или разминирование, то прячется сразу.

Вместо послесловия

Еще в начале 2014 года в Георгиевке проживали 9 тысяч человек. За время вооруженной агрессии киевских силовиков против жителей Донбасса из поселка уехали порядка двух тысяч человек. Но самая невосполнимая потеря – это 27 георгиевцев, ставшие жертвой кровопролитной политики Киева. Память о них увековечена в памятном знаке, установленном в первую годовщину начала оккупации, и в сердцах земляков, которые с безграничной болью в глазах вспоминают дни оккупации.

Юлия Глущенко:
– Люди в большинстве своем отошли психологически от ужасов войны и оккупации. Но все равно стараемся поддержать, особенно тех, у кого погибли родственники. Нашему первичному отделению «Мира Луганщине» 2,5 года и все это время мы стараемся поддержать и помочь тем, кто находился в 2014 году здесь. А как не помочь женщине, которая по кусочкам собирала своего мужа и сына, или той, которая потеряла дочь и внука? Но, считаю, что им нужна не только материальная, но и психологическая помощь. Это детей в первую очередь касается. Многие с детьми выехали, но и многие с детьми оставались. Им, безусловно, необходима психологическая помощь. Дети боятся.

Лев ОРЛОВ
XXI век